– Мы прикинули: страшное оружие может получиться, Валерьян Вениаминович. Пространственные бомбы. Выделенные из Шара объемы с микроквантами. Электрическими полями, чего проще. То, что случилось с Таращанском, возможно для любого города Земли.
Пец хмуро рассматривал кряжистого полковника, ершик седых волос на красивой голове, следил за четкой командирской жестикуляцией. «Вот только вас там еще не хватало».
– Минутку, – поднял он ладонь. – Вы сказали: выделить объемы с микроквантами. И вы знаете – как?
– Н-ну… – Военпред поднял и опустил широкие брови. – Это вопрос технический.
– Иными словами, ваше «чего проще» и преувеличенные опасения – с потолка, – жестко заключил директор. – Технические трудности, знаете, похоронили не одну тысячу эффектных идей. В том числе и о сверхоружии. Впрочем, хорошо, что сказали, изучим и эту возможность. Благодарю за предложение сотрудничества. Когда потребуется, пригласим ваших коллег для обсуждения. Все.
Волков побагровел по самую шею в тугом темно-зеленом воротнике. Он не привык, чтобы с ним так разговаривали. Он больше привык сам так разговаривать с другими.
– Извините, товарищ Пец, – сказал он, – но я и до ваших слов понимал, что суюсь не в свое дело. Понимаю и то, что этот способ может стать оружием не завтра и не послезавтра. Но он может им стать! И очень скверным, массового уничтожения. Все мы за мир, я не меньше вашего – но ситуация требует принятия ответственных мер. Изучение изучением, но в качестве первой меры настаиваю на засекречивании. – Полковник поднял на Пеца светлые глаза в морщинистых веках; взгляд их был тверд. – Если не поддерживаете, направлю докладную сам.
«Ох, черт, как со мной разговаривают!» Пец четверть минуты боролся с желанием выставить военпреда за дверь. Но миролюбие превозмогло.
– Как вам известно, способ полевого управления НПВ разработан покойным Корневым и мною. Право решать, засекречивать свою работу или нет и в каком направлении ее развивать, принадлежит в первую очередь авторам, а не…
Но разгорячившийся полковник перебил его:
– Извините, но в делах такого масштаба вопросы научной этики отступают на второй план. Когда речь о жизнях миллионов – не до миндальничанья!
– Вопросы этики никогда не отступают на второй план! – гаркнул Пец, хлопнул по столу ладонью; он тоже раскраснелся. – Не должны отступать! Их оттесняют, это совсем другое. Поэтому и живем в страхе и неуверенности, что различные… гм! – политические дубы и недоумки исключают этику из отношений между людьми и народами, заменяют ее силой, деньгами, властью, подлостью. Не выберемся так из дерьма. Миндальничанье!… Словом, так: вы мне доложили – я вас выслушал. Вы знаете далеко не все, гораздо меньше, чем нужно, чтобы добиваться правильных решений. Будем изучать вопрос. А ежели вздумаете действовать наобум и в обход, то – поскольку у нас с вами простой взгляд на этику – обещаю, что ваша карьера на этом закончится. Располагаю соответствующими возможностями. Все, идите. – Военпред продолжал сидеть, шевельнул губами с намерением возразить, но директор повторил с нажимом: – Идите!
Тот поднялся и, повернувшись не по-военному, вышел.
«Оружие. Засекречивание. Страх, доводящий народы и государства до нервных судорог. Подозрительность… Нет, именно в делах такого масштаба нельзя допустить, чтобы животные чувства возобладали – на уровне народов! – над человеческими. – В отличие от военпреда, Пец представлял как. В принципе. – А может, и не в принципе? – Он вспомнил увиденное вчера в экспериментальной мастерской: листы стекла и пластмасс, бетонные плиты с дырами – крупными и малыми, ровными и рваными. – Может, это оно и есть?…»
Четыре листка бумаги с числами, символами и разлинованными в мелкую клетку графиками выскользнули из плоского зева пневмопочты по левую руку от кресла, веером легли на полированную поверхность стола. Пец взял крайний, прочел: «Экстраполяционный прогноз блужданий Метапульсаций на 16 – 20 сентября». Это было решение задачи, которую он дал позавчера Иерихонскому; выполнено с задержкой на несколько часов – по понятной, впрочем, причине. Ну-ка?… Валерьян Вениаминович, минуя расчеты, взял листы с графиками. Проекция блужданий на плоскость «север – вертикаль – юг»… проекция на плоскость «запад – вертикаль – восток»… на горизонтальную – при крайних точках указаны даты и время. Так-так… ага, вот самое крайнее смещение, самое-самое, отмеченное на всех проекциях. Когда его ждать?
Пец всмотрелся в цифры против голубого кружка на ломаной кривой – и сбилось с ритма сердце, кровь снова прилила к голове: «16.IX в 17.10 – 17.15». Сегодня. Подавив паническое желание поглядеть на часы, он с минуту изучал графики и расчеты, надеясь, что ошибся, увидел не то. Нет, все было то. С расчетной погрешностью ±4 минуты.
Валерьян Вениаминович взглянул на табло, времен над дверью кабинета: эпицентровых 28.20, земных 14.10. Мысли залихорадило, рефлексы администратора толкали к немедленному принятию мер, рука сама потянулась к пульту телеинвертера. «Спокойно, спокойно, – смирил себя директор. – Что будет-то? Может, ничего? Или, напротив, все?… Дать команду Петренко ускорить… так ведь только что дал. Спокойно. Не надо свистать всех наверх – лучше самому подняться наверх. Прикинуть, обдумать не спеша».
Он взял листки, отчет о повреждениях сети и, пройдя пустую приемную, направился к лифту. «Эк заштормило: то одно, то другое, то третье! Растерялся, папа Пец? Тут растеряешься…» Выйдя из лифта на предпоследнем уровне, он успокоился: теперь от необходимости решать и действовать его отделяли не часы, а – если пожелает – многие дни. Думать, прикидывать так и эдак можно обстоятельно, без натуги. А думать есть о чем. Надвигалось – Валерьян Вениаминович это чувствовал – такое, что потребует напряжения всех душевных и умственных сил. Именно надвигалось, а не было позади. «Теперь мне не отвертеться», – подумал он, отпирая дверь своей комнаты в профилактории, и, осознав эту мысль-чувство, замер на пороге.