Должность во Вселенной - Страница 118

118

Установка стояла в углу, прикрытая пластиковым чехлом. Авторов не было, ушли домой. Валерьян Вениаминович только раз видел их обоих, когда принимал на работу, но помнил, с какой тихой гордостью посматривала черненькая и тогда еще стройная Валя на рослого синеглазого Мишу с уверенными манерами и голосом. Совершенно исключительным образом наплевал им в души великий человек Корнев.

В лаборатории главного инженера тоже не было; после подъема в MB он заперся в своей комнате в профилактории, отдыхал. В просмотровом зале находились Любарский, Толюня, Буров и Люся Малюта.

– Есть кое-что, Валерьян Вениаминович! – встретил директора возгласом завлаб.

Оказывается, кибернетики построили модель-программу для хаотических столкновений тел – и сейчас по ней проверяли старые пленки «мест оживления» на планетах MB. На экране показывали снятое в кабине ГиМ, эту картину тотчас оценивала моделирующая ЭВМ (количество движущихся тел, их скорости, массы, концентрация) – и выдавала на дисплее зелеными вспышками статистическую модель ситуации: как часто и с какой силой эти тела будут сталкиваться. Действительно, наблюдалась разница между моделями и реальностью.

Пец уселся в кресло, смотрел на экраны. На главном было «место оживления» с ломкими контурами и пятнами теней. Видно мелькание фиолетовых живчиков: крупных мало, средних изрядно, мелких, на пределе различения, как мошкары. Они снуют, бегут наперегонки и навстречу друг другу по повторяющимся путям. И верно, редки фиолетовые вспышки столкновений там, не более десятка за всю прокрутку; в динамике, в шуме, записанном со свето-звукового преобразователя, каждое выделяется легким щелчком. А на моделирующем экране вспышек ой-ой, все тела столкнулись не по одному разу.

Валерьян Вениаминович смотрел как-то отрешенно. Ему вспомнилось, как в старом координаторе, еще на уровне «7,5», он вживался в образ башни, глядел на экранную стену – и обнаруживал, что НПВ уже при ускорении времени в десять-пятнадцать раз стирает индивидуальный облик работающих наверху, превращает их в вибрирующие размытости; получалось, что облики работающих несущественны, существен и заметен только результат их труда. Здесь было что-то в том же духе. Транспортные ли машины эти фиолетовые размытые тела, самоперекатывающиеся ли шары, или, может, что-то в воздухе – на пневматике или магнитном поле… это несущественно; тем более несуществен вид и природа живых существ, кои там в этих (на этих?) телах спешат к своим целям и по своим делам. А существенно лишь, что эти тела движутся быстро, но не сталкиваются; в этом может проявлять себя разум. То есть – как и в верхних уровнях башни – пренебрежимым оказывается почти все, чему они там (как и мы здесь) придают в своей жизни важное значение.

Пецу от этой мысли стало грустно.

– Между прочим, Вэ-Вэ, – повернулась к нему Люся Малюта, – критерий может быть еще более простым: если движущиеся тела в данном месте наблюдаются долго и в изрядной концентрации, то это уже признак механической гармонии и разума. Ведь хаотическое движение от столкновений быстро прекратится.

– Да, пожалуй, – кивнул директор.

– А если число, размеры и скорости тел растут, – поднял палец Любарский, – то там, безусловно, наличествует прогресс!

– Хорошо, любители прогресса, – сказал сидевший сзади них Буров, – что-то вы скажете сейчас? Толь, прокрути-ка ту самую…

На этой пленке, на планете в окрестности растущего и излучающего тепло свища, несомненно наличествовал прогресс: размытые тела (все теплее своей местности, с самосвечением) набирали скорости, размеры, множились, прокладывали новые пути – «трещины»; они внедрились на соседний водоем, вышли в атмосферу, образовали трассы усиливающейся яркости и там… но затем вдруг столкновений на главном экране (и сопутствующих им хлопков в динамике) стало гораздо больше, чем в хаотической модели ЭВМ. Так длилось несколько секунд, потом столкновения и движения тел сошли на нет, вихревые контуры свища расплывались, исчезли в помутневшей атмосфере.

Картина была настолько выразительной и понятной, что с минуту все молчали.

– Н-да, что-то они там крупно не поделили, – молвил астрофизик.

– Не нужно эмоций, товарищи, – весомо сказал Буров, – поскольку они, как известно, уводят. Давайте по науке. Валерьян Вениаминович, как вы считаете: подтверждает увиденное ваш критерий разума, проявляющегося в механических движениях тел?

Тот подумал:

– Если академически – конечно, подтверждает. Более того, обобщает. В первых случаях мы наблюдали отклонение статистики столкновений от естественной в одну сторону, в меньшую. В последнем случае увидели отклонение и в другую сторону – в большую. Но и в том, и в другом случае это – не стихия. То есть проявляется нарочитость, а раз так, что чья-то воля и разум.

За спиной Валерьяна Вениаминовича раскатился громкий, резкий до неприличия смех; затем знакомый голос с носовыми интонациями произнес:

– Браво, Вэ-Вэ! Ну, конечно, подтверждает и обобщает. Куда уж, действительно, разумней-то!… Даже глупость великого человека содержит в себе отсвет его величия. Вот как надо ребята: поднялся снизу, уперся лбом и продвинул науку…

Пец обернулся, встал. Корнев сидел на краю стола возле проектора, ссутулившись и сложив руки между коленей. Мятый костюм, давно не стриженные взлохмаченные волосы с сильной сединой, осунувшееся до впалости щек лицо (из-за чего нос казался длиннее), красные веки, воспаленно блестящие глаза – таким Валерьян Вениаминович его еще не видел. Все они здесь свели заботы о внешнем облике до минимума, но выглядеть так…

118